769. КАТАСТРОФА ДЛЯ «СТРАНЫ»

galkovsky — 15.06.2012 Теги: Гельман
Недавно умер архитектор, социолог и общественный деятель Вячеслав Глазычев.

Глазычев внешне был интеллигентным человеком, таковым он и являлся. Это на фоне природного обаяния и несомненных способностей лектора и председательствующего.

Последнее качество в РФ «не понимается», но оно для правильной социальной жизни КРАЙНЕ важно. Собственно, на должность ранга министра и выше нельзя назначать «непредседательственных» особ. Это профнепригодность, лишь в исключительных случаях компенсируемая другими качествами.

Говорил Глазычев вещи всегда дельные и какие-то милые. Мол, а вот надо спасать водоёмы, но не экскаваторным строительством дамб, а каким-нибудь разведением утят или повышением пенсии приводоёмным поселянам.

То есть с точки зрения похабной наркоманской шоблы, вроде Гельмана, Носика и Ко, Глазычев был патентованным гадом, упырём и чуть ли не русским. Таких людей праздничный российский андегранунд, поставленный кем-то у идеологической власти, должен ненавидеть абсолютно и как-то вдохновенно. Примерно как меня – типа умный, русский, порядочный, и ещё окружён бронёй «приспешников». От такой мировой несправедливости захочется ширануться тройной дозой и завинтить турне по публичным домам и игорным малинам. И две недели размазывать там в будуарах сопли:

- А хули он, блядь, книжки читает. Епт, пиздец, графоман обоссанный, побирушка хренов, импот старый, гомосексуальный, фашист нахуй. Блядь, мизантроп горбатый, докопался погромщик обосранный, вентилятор из говна включил, интель паршивый. У нас в казармах в Хайфе на хор таких ставили. Гнида русская, очки носит. А ты на зоне сидел? Я Чингиза Айтматова знаю. С Приговым пил три раза. Мной все очень довольны, есть заказы.

Но отношение к классово чуждому Глазычеву у подобной публики совсем иное.

Гельман пишет так:

«Я сегодня плакал - ничего не мог с собой поделать. Похороны Глазычева стали каким-то сверхважным событием. Прилетел в Москву из фестивальной Перми и всю дорогу о нем думал. Такие долгие похороны. Вначале всю ночь не мог заснуть, потом утренний самолет, куча машин, и собственно сама панихида. Может быть, если бы я пришел на похороны между двумя делами, встречами, было бы не так ощутимо и не так больно.

Вначале вспоминал какой он. Потом нашу совместную жизнь. Когда три месяца с утра до вечера мы проводили вместе. Радость потом, когда обнаруживал что он будет там же где буду я. И наконец пытался осознать ту пустоту, которая образовалась с его смертью. Смерть Глазычева конечное личное горе для нас, его друзей и учеников, я об этом писать не буду. Но это еще и катастрофа для страны.

Страна не обустроена. Города не приспособлены для жизни. И если я погрузился в ткань одного города, то Слава помогал десяткам команд, которые свои родные города пытались переобустроить для современной жизни. И делать это теперь некому. Мне сегодня его ученица сказала, что "ты, Марат, теперь у нас за старшего". Но я не смогу. Я самоучка. Я компенсирую недостаток знаний иногда энергией, иногда живостью мозгов. Но я не учитель. Мы всегда чувствовали дополнительность друг другу. Я был доказательством его правоты в региональных проектах, я был его энергией в деле защиты Москвы. Он был моей мудростью, моей энциклопедией.

Рассчитывать можно только на кого-то из его учеников. Если проявится - я готов его принять как старшего. Вне зависимости от возраста. Иначе нормальную жизнь в стране так и не построим». ( http://maratguelman.livejournal.com/2809492.html)

Лирический некролог сочувственно цитируют гельмановские друзья. Ну, например, sumerk – проплёванный «подонковец», разговаривающий матом даже со своим лечащим врачом. Врач прощает – иначе больной не может связать слова в предложение.

- Как таблеточки? Пьёте?

- Ништяк таблетки, козёл очкастый. Хули лыбишься?

- Вот и славненько. Улучшеньице за улучшеньицем, к лету домой отпускать будем по выходным. К нашей еврейской маме.

- Пиздато меркуешь, айболит уродливый. В шашки на раздевание сыграть не хо?

А тут, значит, наш советский андеграунд расплакался. В чём же дело? То, что Гельман-младший навострил попу занять «место учителя», многое объясняет. Учителя чего? Хамства? подлости? наплевательского отношения к окружающим? издевательства над заведомо слабыми людьми, неспособными и даже не помышляющими дать сдачи?

ИМЕННО ТАК.

Глазычев с самого начала своей карьеры усвоил по отношению к русским наглый тон смотрителя зоопарка. Мол, есть страна убогая – Россия. там живут убогие люди-полуживотные. Но это ничего. Каждый зверь тварь божия, и я, дед Мазай, их всех люблю. Не вышел умишком народец, да и талантишком обделён. опять же – СЛАБЫЙ. А мы его ну любить. Любя – изучать. Но не в смысле помочь – а так. Как можно помочь зайцам? Покласть в лодку, ежели наводнение какое, а так нет. Заяц он и есть заяц. Грызёт кочерыжки, пьёт водку.

Русские в ироничных, но внешне объективных «исследованиях» Глазычева всегда ЗАБАВНЫ.

Когда я общался с ним лично (в рамках «Клуба Бессмертных») он всё носился с «городом Мышкиным». Есть в России такой мелкий населённый пункт. Русофобская интеллигенция избрала его для назидательной любви и добилась возвращение этому посёлку городского типа с 5000 населения статуса города. Просто так – для прикола. Название понравилось: город русских идиотов мышкиных. В кампании кроме Глазычева принял участие Лихачёв, Окуджава и тому подобные цветы советских прерий. Глазычев избрал город для образцово-показательных социологических штудий, так сказать, в качестве градостроительной дрозофилы. Ничтожный населённый пункт на этом действительно поднялся, Мышкин стал заметным туристическим центром. Там открыли издевательский «музей мыши», а также почти неизбежный для любого русского города музей валенок, свистулек и прочей лабуды.

Возникла туристическая бантустанная Россия с поселением промытых аборигенов. И добрым доктором Дулитлом.

Понятно, что никакой реальной социологии, демографического анализа, градостроительной экспертизы в кривом пряничном домике глазычевщины нет и помину. Это интуристовская избушка на курьих ножках, подменяющая ВЗРОСЛЫЙ анализ проблем ВЕЛИКОЙ страны и ВЕЛИКОГО народа детским сюсюканием и заведомым стёбом. Слово Африка должно у социолога сразу вызывать снисходительную улыбку.

Сам по себе Глазычев был неопасен, и даже мил. То, что он делал – само по себе полезно и никого не оскорбляет. Плохо, что это ВСЁ, и больше ничего за душой у отечественной социологии и у отечественного градостроительства нет. Это БЕЗОТВЕТСТВЕННАЯ ОТСЕБЯТИНА холодного наблюдателя, и в ТАКОМ ракурсе это простота пуще воровства. Впрочем, особой простоты у Глазычева и не было, но эту информацию я оставлю при себе.

Важно другое: социолог это Хозяин, и любая национальная социология с позиций сочувствующего, но скептического «гостя в колонии», это подрыв жизненной силы нации. Так не сделать никогда и ничего. Так не вели себя в великой России даже нанятые немцы.

Вот и выходит, что в общем оркестре русофобской какофонии Глазычев тянул свою партию и воспринимался коллегами по сему нехитрому занятию вполне органично.

Отсюда и отношение.

Ну а известность на Западе он получил заслуженно и без всякого злокозненного умысла европейцев. В Европе в нем справедливо видели человека своего класса и своего уровня. И своих (либеральных) убеждений. Вот только французский социолог жил во Франции, а Глазычев – в Алжире или Марокко. В «стране». Со стороны это было непонятно, ведь при переводе все обертоны пропадают. Но представляю, какую чудовищную ненависть испытали бы к Глазычеву жители небольшой коммуны Нормандии или Прованса, решив он им «лепить Мышкина».

Оставить комментарий

Популярные посты: