Дж. Скотт, "Против зерна" - эпатажная теория, подрубившая самые древние корни

alex_rozoff — 21.02.2021 Теги: Скотт Крайне эпатажная книга "Against The Grain: A Deep History of the Earliest States" (James C. Scott, 2017) - "Против зерна: глубинная история древнейших государств" Джеймса Скотта (не только антрополога, но и практического полевого политолога) стала скандалом и по опросам получила симпатии 87% прочитавших.

В изложении древней истории принято говорить: переход от охоты и собирательства - к оседлому земледелию (т.н. неолитическая пищевая революция) положил начало сытости и сравнительному благополучию, что привело к развитию ремесел, исскусств, знаний, и вообще к прогрессу.
...Тут вдруг Дж Скотт заявил: нет, переход к оседлому аграрному хозяйству был не прогрессом, а огромная бедой для человечества - началом беспрецедентной деградации людей, как биологического вида и как разумных социальных существ...
...Первая реакция на тезис Дж. Скотта у читателя, как правило - недоумение. Ведь охотники-собиратели (как принято считать) живут кое-как, питаются по случаю, а цивилизованные люди живут благополучно, питаясь регуляпно.
...Однако, это благополучие появилось исторически совсем недавно (причем лишь в странах-форвардах машинной цивилизации). До XIX века нищета и недоедание были типовой ситуацей для большинства людей, причем работающих людей.
...Реальность такова, что при переходе к оседлости, все люди стали жить хуже, кроме кучки бандитов, из которых постепенно сформировался аппарат государства. У людей резко ухудшилось качество питания, следовательно - снизился уровень здоровья, и сократилась жизнь. Их время, вся их деятельность, даже секс и деторождение, оказались подчинены графику аграрных работ, причем В ЧУЖИХ ИНТЕРЕСАХ. Сложилась стереотипная схема, в которой люди считаются вьючными и тягловыми животными (только говорящими), предназначенными для тяжелой работы на хозяина. Таковы самые древние корни нынешних культур - и это реальная, возможно ключевая проблема современной цивилизации.

Вообще-то, еще в 2012-м, за 5 лет до выхода книги Дж.Скотта, появилась работа Джонатана Уэллса из Университетского колледжа Лондона, исследовавшего казалось бы, совсем иную тему: причины тяжелых родов у женщин. Его команда изучила историю родов и пришли к выводу, что в первобытную эпоху, когда люди жили охотой и собирательством, рождение детей проходило гораздо легче, чем сейчас, и дети были здоровее, чем в последующий период оседлости.
Археологи почти не находят скелеты младенцев периода охоты и собирательства, что указывает на низкий уровень младенческой смертности. В ранних обществах охотников-собирателей роды, похоже, не были проблемой для женщин.
Но едва люди перешли к оседлому образу жизни, как ситуация резко изменилась в
худшую сторону. В слоях ранней эпохи земледелия, археологи находят уже гораздо больше костей новорожденных.
Переход к оседлому аграрному хозяйству породил сразу несколко негативных факторов:
1. Многолюдные компактне общины стали рассадниками инфекционных заболеваний. Роженица и младенец, по понятным причинам оказываются крайне уязвимыми к инфекциям, если роды проходят в такой эпидемиологической обстановке.
2. Диета земледельцев с высоким содержанием углеводов ( в отличие от диеты охотников-собирателей, в котором преобладали белки) привело к деградации тела.
Земледельцы стали значительно ниже ростом, чем охотники-собиратели.
3. Возникла диспропорция между недостаточно развитым телом матери и большим размером плода, что значительно усилило травматичность родов.

Неизвестно, повлияла ли работа Дж. Уэллса на формирование концепции Дж. Скотта, но по крайней мере, мы видим независимое объективно-научное подтверждение той тероии, которая изложен а в книге "Против зерна". Далее - фрагмент этой книги в переводе
(цитирую):
Цивилизационный нарратив древних государств подразумевает или прямо утверждает, что некоторые примитивные сообщества благодаря везению или сообразительности одомашнили зерновые культуры и животных и основали оседлые поселения, а затем сделали следующий шаг — создали города и государства. Они отказались от первобытной жизни ради государства и цивилизации. Соответственно, варвары — это те, кто не совершил переход и остался за пределами городов и государства. После этого великого расхождения возникло две зоны: с одной стороны, цивилизованная зона оседлости, городов и государств, с другой стороны — примитивная зона мобильных и рассеянных по территории охотников, собирателей и скотоводов. Граница между ними проницаема, но только с одной стороны (так утверждает великий нарратив): примитивные народы могут войти в сферу цивилизации, но совершенно немыслимо, чтобы «цивилизованный» человек когда-либо вернулся в прежнее примитивное состояние.
Сегодня, благодаря историческим данным, мы знаем, что эта точка зрения в корне неверна. Она ошибочна по крайней мере по трем причинам.
Во-первых, она игнорирует тысячелетия плавных и резких переходов туда-обратно между оседлым и неоседлым образом жизни, а также множество их смешанных сочетаний. Постоянные поселения и плужное земледелие были необходимы для государственного строительства, но они были лишь частью огромного множества способов существования, которые можно было использовать или забрасывать в зависимости от ситуации.
Во-вторых, сам факт создания государства и его последующее расширение, как правило, были связаны с перемещениями населения. Часть прежнего поселения поглощалась государством, но другая часть, возможно даже большинство, жителей уходили из зоны его контроля. Фактически многие варвары-соседи государства были беженцами, спасавшимися от последствий его строительства.
В-третьих, как мы уже видели, после создания государства появлялось не меньше причин для бегства от него, чем для превращения в подданных. Безусловно, как утверждает традиционный нарратив, государства притягивали людей возможностями и гарантиями безопасности, но верно и то, что высокий уровень смертности вместе с бегством из сферы государственного контроля компенсировали тот факт, что рабство, захватнические войны и принудительные переселения были неотъемлемыми инструментами удовлетворения потребности древнего государства в рабочей силе.
Для нашего исследования важно то, что сразу после возникновения государство не только поглощало, но и извергало подданных. Причины их бегства были крайне вариативны (эпидемии, неурожаи зерновых, наводнения, засоление почв, налоги, война и призыв на военную службу) и порождали как постоянный небольшой отток, так и иногда массовый исход. Некоторые беглецы отправлялись в соседние государства, но очень многие, в первую очередь военнопленные и рабы, уходили на периферию, чтобы вести иной образ жизни, т. е. намеренно становились варварами. Со временем все возрастающая доля безгосударственных народов оказывалась не «изначально примитивными» и упорно отказывавшимися вести домохозяйство в пределах государства, а его бывшими подданными, которые приняли решение, пусть и в отчаянных обстоятельствах, держать государство от себя на расстоянии. Этот процесс, детально описанный многими антропологами, включая Пьера Кластра, широко известен и получил название «вторичный примитивизм». Чем дольше существовали государства, тем больше беглецов они выталкивали на свою периферию. Со временем районы, где концентрировались беглецы, превратились в «осколочные зоны»: их лингвистическая и культурная неоднородность свидетельствуют о том, что они заселялись на протяжении длительного периода разными волнами беглецов.
Вторичная примитивизация, или «переход в стан варваров», намного более распространена, чем допускает любой стандартный цивилизационный нарратив. Она особенно ярко проявляется в периоды распада государств и междуцарствий, которые отмечены войнами, эпидемиями и экологическими бедствиями. В таких условиях переход в варварство рассматривался не как прискорбный откат в развитии или жизнь, полная лишений, а как явное улучшение питания, безопасности и социального порядка.
Часто превращение в варвара было способом изменить свою судьбу к лучшему. Как отметил Кристофер Бекуит, кочевники в целом лучше питались и вели более простую и долгую жизнь, чем жители крупных аграрных государств. Наблюдался постоянный отток людей, которые бежали из Китая в царство восточных степей и без колебаний провозглашали превосходство кочевого образа жизни. Аналогичным образом многие греки и римляне примкнули к гуннам и другим народам Центральной Евразии, где жили лучше и где с ними обращались лучше, чем если бы они вернулись к себе на родину.
Добровольные переходы к кочевому образу жизни не были редкими или исключительными. Как упоминалось выше, Оуэн Латтимор, говоря о монгольском приграничье Китая, настаивал, что целью Великой Китайской стены (множества стен) было удержание китайских налогоплательщиков в ее границах, а не только предотвращение вторжений варваров, но множество ханьских земледельцев все равно «дистанцировали себя» от государства, особенно в периоды политических и экономических беспорядков, и «с готовностью присоединялись к варварским правителям». Латтимор, как исследователь приграничья в целом, цитирует специалиста по истории поздней западной Римской империи, который обнаружил здесь схожий паттерн: «безжалостные налоговые поборы и беспомощность граждан перед богатыми нарушителями законов» вынуждали римлян искать защиты у Аттилы, вождя гуннов. Латтимор добавляет: «Иными словами, бывали времена, когда закон и порядок варваров превосходили закон и порядок цивилизованных народов».
Именно потому, что практика ухода к варварам как бы бросает в лицо цивилизации аргумент «так было на самом деле», вы не обнаружите ее упоминаний в дворцовых хрониках и официальной историографии — они подрывают основы стандартного цивилизационного нарратива.
(конец цитаты)

А вот два отзыва СМИ на книгу Дж Скотта.

The Newyorker (фрагмент, перевод мой): Скотт утверждает, что интересы государства и интересы подданных часто не просто различны, а противоположны. Сталинский проект коллективизации фермерских хозяйств «достаточно хорошо послужил средством, с помощью которого государство могло определять структуру посевов, фиксировать реальную заработную плату в сельских районах, присваивать значительную часть произведенного зерна и политически выхолащивать деревню»; он также убил многие миллионы крестьян.
Новая книга Скотта расширяет эти идеи в глубокое прошлое и опирается на существующие исследования, чтобы доказать, что наша история не является историей линейного прогресса, что временная шкала намного сложнее и что причинные последовательности стандартной версии неверны.
Предыдущие исследования утверждали, что изобретение сельского хозяйства сделало возможным оседлый образ жизни. Факты показывают, что это неправда: существует огромный разрыв - четыре тысячи лет - отделяющий «две ключевые одомашнивания» животных и зерновых от первых аграрных экономик, основанных на них. Наши предки, очевидно, внимательно и внимательно рассмотрели возможность ведения сельского хозяйства, прежде чем принять этот новый образ жизни. Они могли так долго обдумывать это, потому что жизнь, которую они прожили, была удивительно насыщенной.
Археология показывает, что «неолитический пакет» одомашнивания и сельского хозяйства не привел к оседлым общинам, предкам наших современных городов и государств. Эти общины существовали тысячи лет, живя в изобильных водно-болотных угодьях, прежде чем человечество занялось интенсивным сельским хозяйством. Полагаться на одну густо посаженную зерновую культуру было гораздо опаснее... В течение тысяч лет сельскохозяйственная революция была для большинства людей, переживших ее, катастрофой. Летопись окаменелостей показывает, что жизнь у земледельцев была тяжелее, чем у охотников-собирателей. Их кости свидетельствуют о диетическом стрессе: они были ниже ростом, они были болезненнее, у них смертность была выше. Жизнь в непосредственной близости от домашних животных приводила к болезням, которые преодолевали межвидовой барьер, нанося ущерб густонаселенным сообществам. Скотт называет их не городами, а «многовидовыми лагерями для переселенцев позднего неолита». Кто бы предпочел жить в одном из них?

The Guardian (цитирую выборочно, перевод мой): Двадцать лет назад эта история считалась довольно простой. В «плодородном полумесяце», простирающемся от Леванта через северную Сирию до Месопотамии (современный Ирак), одомашнивание растений привело к более оседлому образу жизни и ведению стационарного земледелия, что, в свою очередь, непосредственно привело к развитию государства. Эта простая идея несла на себе багаж оценочных суждений. Охотники-собиратели вели жалкое существование питаясь тем, что подберут, но как только они поселились и начали добывать себе еду, жизнь улучшилась, предоставляя досуг для создания чудес цивилизации - монументальной архитектуры, искусства и письма. Какими мы были наивны. С тех пор ряд первых раскопок показал, что ситуация была гораздо более сложной.
Скотт справедливо подчеркивает значительные преимущества образа жизни охотников-собирателей. Используя различные среды, в каждой из которых производятся разные виды пищи, можно обеспечить разнообразную и питательную диету; если один источник откажет, другие компенсируют. Жизнь была энергичной и здоровой, а сравнительно небольшой размер общины препятствовал распространению болезней. Но перемены были неизбежны, когда люди начали полагаться на домашних животных и культурные растения. Люди стали менее подвижными, поскольку им приходилось пропалывать и охранять посевы, а также ухаживать за животными, которых держали рядом с домом. Уменьшение времени на охоту и сборы привело к тому, что диеты стали более ограниченными, сводились в основном к зерновым и молочным продуктам, а с уменьшением количества добываемых кормов, поэтому разнообразное потребление минералов, которое они обеспечивали, уменьшилось, что еще больше сказалось на здоровье. Поскольку все больше людей жили вместе, в непосредственной близости от своих дломашних животных, заболеваемость увеличивалась. Другими словами, сельское хозяйство вредно для здоровья...
...Скотт убедительно доказывает, что ранние государства - это «машины пополнения», созданные для управления работниками - для их приручения, как фермер приручает свое стадо. Сохранение численности рабочих было жизненно важным, и если их количество падало, приходилось собирать новых с помощью войны, пополняя ряды несвободных. Набеги с целью приобретения товаров и рабочей силы - аспект того, что Макс Вебер называл «добычным капитализмом», - стали нормальной частью жизни. Женщин тоже загоняли на государственные предприятия. Около 3000 г. до н.э. в городе Урук (на территории современного Ирака) было 9000 рабочих-текстильщиков - около 20% населения, большинство из которых - женщины. От фермера, уплачивающего государству налог в виде доли с урожая или в форме труда - до пленного раба, все работающее население находилось в некоем виде рабства. Их усилия поддерживали постоянно увеличивающуюся роскошь, которой требовала элита.

...Такие дела...

----------------------
Источники:
1. September 11, 2017 The Case Against Civilization Did our hunter-gatherer ancestors have it better? (John Lanchester)
https://www.newyorker.com/magazine/2017/09/18/the-case-against-civilization
2. November 25, 2017 History books: Against the Grain by James C Scott review – the beginning of elites, tax, slavery. (Barry Cunliffe)
https://www.theguardian.com/books/2017/nov/25/against-the-grain-by-james-c-scott-review
3. 27 апреля 2017 Почему роды – это так тяжело и опасно (Колин Баррас,
BBC Earth)
https://www.bbc.com/russian/vert-earth-39554501
4. 14 июля 2020 Варварство с человеческим лицом. О книге американского социолога, уверенного в том, что государства не нужны (Николай Проценко)
https://gorky.media/reviews/varvarstvo-s-chelovecheskim-litsom/
5. Варварская экология: как древние бежали из первых государств
Фрагмент книги американского антрополога Джеймса Скотта «Против зерна» (перевод Ирины Троцук)
https://gorky.media/fragments/varvarskaya-ekologiya-kak-drevnie-bezhali-iz-pervyh-gosudarstv/

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив