Евгений Чичваркин: «Эти люди сядут в тюрьму, а я вернусь»

ibigdan — 26.12.2013 Теги: Путин Медведев Ходорковский Обама Чичваркин

Несмотря на освобождение Ходорковского и участниц Pussy Riot, основатель «Евросети» Евгений Чичваркин до сих пор не видит для себя возможности вернуться в Россию при нынешней власти. @KermlinRussia встретились с Чичваркиным в Лондоне, тот хоть и живет там уже пять лет (и за это время похудел, помолодел, открыл винный магазин), но разговаривать по-прежнему предпочитает о России.

— Вы живете в Лондоне уже пять лет. Это все еще британский город или уже своеобразный Вавилон, где за соседними столиками в кафе почти всегда будут идти разговоры на нескольких языках?

— Конечно, это полноценная мировая столица.

— И вы сразу строили бизнес с прицелом на мировую столицу — делали магазин не столько для Британии, сколько для всего мира? Вы говорили, что в вашем магазине есть консультанты, которые говорят на английском, китайском, испанском.

— Да, но, к сожалению, пока нет ни одного сотрудника, который бы обладал необходимым, как у сомелье, уровнем знаний о винах и при этом говорил на русском. Поэтому мы в поиске. Мы провели десяток интервью с русскоязычными кандидатами, но они по разным причинам не смогли работать с нами.

— Кто же обслуживает русских клиентов?

— Русские покупатели почти всегда говорят на английском. Если это туристы, у которых есть проблемы с языком, они звонят мне или Татьяне Фокиной, которая управляет этим прекрасным предприятием.

— Вы все еще активно следите за тем, что происходит в России?

— Нет, пассивно. Пока судился, следил активно, а после выборов почти не слежу. Сегодня Полонского арестовали, и это, конечно, отвратительно.

— Вам не интересно или вы просто хотите забыть предыдущую жизнь?

— Нет, я очень скучаю и хочу назад в Россию. Я понимаю, что, пока эти люди у власти, шансы на возврат равны нулю целых скольким-то десятым.

— Что должно произойти, чтобы вы вернулись?

— Эти люди сядут в тюрьму, а я вернусь.

— Это слишком гипотетический сценарий. Может ли произойти так, что эти люди останутся у власти, а вы вернетесь? Недавно один американский политолог написал, что Путин останется у власти до конца жизни.

— Для этого не надо быть американским политологом. В моем блоге, пока я его вел, это проходило красной линией.

— Многие полагают, что это связано с его психологическим состоянием: он считает, что это его место в мире, и больше никем себя не видит. Ему даже премьером было не комфортно. Он фактически руководил страной, но его все равно передергивало каждый раз, просто потому, что президентом называют не его.

— Из Ново-Огарево он не уехал.

— Почему не получается прикипеть к новому месту? Прекрасный город, много возможностей.

— Видимо, уже нет такой опции — прикипать. Я один раз прикипел, я русский на сто процентов, русским останусь и помру, где бы и когда это ни произошло.

— Уже не хочется начать с нуля?

— Как ты можешь начать с нуля, если уже не ноль?

— Вы чувствуете себя здесь аутсайдером в изначальном смысле этого слова? Вы находитесь за пределами сообщества?

— Среди британцев — конечно. И мне не хочется ассимилироваться. Даже для ведения бизнеса я ассимилировался недостаточно. Мне не хочется форсировать, не хочется учить язык, хоть я и понимаю, что это выглядит дико. Один день — одно новое слово, как у детей. Язык приходит из разговорной речи. Мне кажется, что через год дела с моей ассимиляцией будут обстоять лучше. Мне не хочется сбривать усы на «мовембер», а красный мак я с удовольствием носил. Кристмас по-прежнему для меня не праздник, а Новый год — праздник, хотя я не ем оливье, совсем.

— А что едите?

— Стейки, которые сам готовлю.

— Какое вино пьете со стейками?

— Американское.

— Вино из какой невинодельческой страны вас поразило?

— Вино из невинодельческой страны… (Задумывается.) Канадское ice wine. Очень хорошее вино.

— Самая южная точка Канады — на широте Киева. Такое вино, получается, можно делать и в средней полосе России?

— Вино можно делать где угодно. Здесь, в Англии, тоже делают хорошее вино.

— Это правда, что британское общество — снобское?

— Оно очень кастовое. BBC недавно опубликовала исследование, в котором выделила семь классов. Так и есть. Считается, что самая posh‑публика не впустит в свой круг, но я ни разу и не пытался в него попасть.

— Нежелание ассимилироваться — оно оттого, что вы не хотите ни в какую касту? Сейчас вы принадлежите к какой-то касте?

— Если ты плывешь на спине, как ежик в тумане, ты все равно плывешь вместе с каким-то другим мусором.

— Давайте поговорим про продажу «Евросети».

— Не спрашивайте, за сколько я продал.

— Зачем, если у Мамута уже спросили, за сколько он купил? За триста пятьдесят миллионов долларов. Или он сказал неправду?

— Это к Мамуту.

— Есть еще неофициальная версия, что вам ничего не платили, а просто поменяли «Евросеть» на ваше уголовное дело в красивой подарочной упаковке. Впрочем, если вы не хотите обсуждать продажу «Евросети», можем не обсуждать.

— Что-то я могу обсуждать, а что-то не хочу.

— Очевидно, что уголовное дело было способом снизить стоимость компании.

— Так и было.

— И что если справедливо оценивать компанию…

— Ее справедливо оценили совсем недавно. Была сделка, когда структура Усманова купила половину «Евросети». И за эту половину заплатили один миллиард сто пятьдесят миллионов. Долги можно вычесть, но справедливая оценка бизнеса именно такая — он не стал принципиально крупнее. «Евросеть» реально столько стоит.

— В несколько раз больше, чем говорил Мамут?

— Я не комментирую его слова.

— Продажа произошла очень быстро: 2 сентября 2008 года прошел обыск в центральном офисе «Евросети», а 22 сентября появилась новость. Обычно покупатель полгода изучает отчетность. Никто не покупает торговую сеть из шести тысяч магазинов за двадцать дней.

— Никто и не продает.

— У вас сердце не ёкает, когда вы читаете новости про «Евросеть»? Эмоциональная связь осталась? «Это я сделал».

— Первое время да, а сейчас уже нет.

— Не хотели, как Эллис Вайет, перед отъездом взорвать все магазины?

— Ни в коем случае. Белый дом — да.

— Именно Белый дом? Почему не Управление «К»?

— Без Белого дома Управление «К» — это просто сраные менты, которым место в тюрьме. Тогда это был Белый дом, потому что Путин, гарант всех беззаконий и коррупций, находился на тот момент в Белом доме.

— Есть ли силы, которые могли бы привести к смене власти, о которой говорят столько лет?

— Есть, на овощебазе в Бирюлево.

— Вы тоже считаете, что они там?

— Да, и им даже заводила не нужен. «Ягуар», арматура и…

— Но все эти националистические движения были выпестованы Кремлем, все фанатские организации…

— Царь тоже заигрывал с профсоюзами.

— А будет ли существовать бизнес, когда условное Бирюлево возьмет власть?

— Конечно.

— Какого рода бизнес?

— Такой же абсолютно. Они в состоянии свалить власть, но не в состоянии удержать.

— Один раз страна уже не удержалась на этапе буржуазной революции.

— Там была очень сильная идеология, мудрые и злые гении.

— Троцкий и Ленин?

— Гении, которые знали тайные механизмы управления массами, человеческой психикой, а сейчас таких нет. Вообще национальной идеи нет — ни со стороны Кремля, ни со стороны протеста.

— Вам не кажется, что в политическом поле преобладает левая повестка? Левому государственному консерватизму в лице Путина противостоит левый либерализм с элементами социализма со стороны Навального, потому что вся повестка строится вокруг коррупции и распределения, а не вокруг собственности и созидания, а качественных правых идей в России как не было, так и нет.

— Они есть. Я не желаю Путину ничего как человеку. Как президенту я ему желаю таковым не быть. Но не дай бог сердечный приступ — что получится?

— Сторонники Путина пытаются нам навязать мысль, что будет хаос.

— Хаос будет в его окружении.

— Вы думаете, что Якунин, Сечин и прочие станут фактическими олигархами и оформят все, чем управляют, себе в собственность?

— Конечно, и законы примут, которые им позволят это все иметь в собственности.

— Будет позолоченный век на новый лад?

— Они все разграбят и постараются законодательно зафиксировать, что это их навсегда.

— Разграбят и уедут?

— С чего? Зарабатывать такие деньги можно только там, в России. Здесь нужно быть семи пядей во лбу.

— Первый главред русского Forbes Пол Хлебников писал, что их предшественники из КГБ конца 1980-х вывели по несколько десятков миллионов долларов со счетов СССР и быстро уехали, когда поняли, что система разваливается.

— У них был мелкий прайс. За двадцать лет всем показали, сколько на самом деле можно утащить, поэтому они хотят с этим остаться, дальше жить и зарабатывать. Десятки миллионов долларов их не устроят. Они должны это приватизировать или продать, поэтому приватизация произойдет рано или поздно.

— Закрепление этого статус-кво должно поддержать достаточно большое количество людей. Под какими знаменами это будет происходить? Кто для них эту законодательную базу создаст? Не Сечин же сам.

— Будет человек симпатичный, мягкий, с приятным тембром, разумный, будет говорить про высокие технологии.

— Типа Медведева? Вряд ли на это клюнут второй раз.

— Будет другой, он может быть метр девяносто ростом.

— По-моему, вы кого-то конкретного имеете в виду. Складывается впечатление, что человек ростом метр девяносто становится системным.

— Так как уже не будет человека, который выстроил систему противовесов, карусель разнесет. И для элиты самым правильным будет как-то зафиксировать награбленное, поэтому следующая эра — эра частной собственности.

— Чем будет разогрето условное Бирюлево?

— Оно будет разогрето, потому что его просто забудут покормить в кризис 2018–2019 годов. Людям просто не выплатят пособия.

— Есть какая-то сила, которая сможет остановить этот процесс? Чтобы история, начавшаяся с национализма, не превратилась в кровавую баню, которая столкнется с огромными национальными диаспорами Москвы. Кто станет тем, кто в определенный момент скажет: «Все, мы строим новое государство, начинаем новую, счастливую жизнь»?

— Элитам придется предоставить телик кому-то симпатичному, чтобы сохранить награбленное.

— То есть у протестной интеллигенции в будущем есть шанс сесть в кресло на Первом канале?

— Да.

— А сколько им осталось, учитывая, что Путин недавно направил сто пятьдесят миллиардов долларов из Фонда национального благосостояния на инфраструктурные проекты? Этими деньгами уже нельзя будет заплатить пенсии.

— Российский Пенсионный фонд покрывается на два-три процента. Государство может платить пенсии только при высокой цене на нефть. В 2008–2009 годах нефть очень сильно упала — со ста сорока до тридцати пяти долларов за баррель. Тогда за несколько месяцев мы проели треть Стабфонда. Мы неслись в бетонную стену, и если бы нефть не подскочила до ста двенадцати, мы бы врезались в нее на полном ходу.

— Однажды деньги закончатся?

— Есть циклы, от них никуда не деться. Может пройти резко, а может гладко, но так или иначе каждые десять лет случается переоценка всех мировых активов. В следующий раз правительство уже не справится.

— Они это понимают?

— Они это понимают, поэтому каждый пытается утащить как можно больше. Многие понимают, что в народе накопилась чудовищная усталость от этой власти. Каждый год умирает миллион людей, которые голосуют за Путина.

— У вас была надежда в декабре 2011 года, что все изменится? Что Путин может не стать президентом?

— Совсем небольшая, но хотелось ею тешиться. Здесь я с Навальным согласен: вышел бы миллион, им бы пришлось считаться.

— Что вы скажете о претензиях к протестующим? Что они хотят не перемен, а занять место в пищевой цепочке?

— Чушь собачья. Почему режим Саакашвили был так опасен для Путина? Потому что показал, что, какие бы ни были пятисотлетние традиции коррупции, кумовства и беззакония, это все выжигается в течение нескольких месяцев.

— В Грузии полицейским в шестнадцать раз подняли зарплаты. Сколько должны зарабатывать руководители уровня Мирошникова и Мачабели, чтобы они не приходили к таким предпринимателям, как вы?

— Они, по сути, занимаются всеми киберпреступлениями в стране, то есть это топ-менеджмент крупной компании. Они должны зарабатывать двадцать-тридцать тысяч долларов в месяц.

— Они привыкли жить намного богаче. Сейчас для них эта сумма — копейки. Как вы заставите их быть честными?

— После решения суда их можно заставить пилить лес на лесоповале. Для начала ментов должно быть в пять раз меньше. Как здесь. Норма ментов на сто тысяч человек в Англии в пять раз меньше, а раскрываемость выше в четыре раза. Общая эффективность британского мента в двадцать раз выше русского.

— У русских другие показатели эффективности. Они нужны, чтобы расчищать дорогу кортежам.

— Их держат для разгона демонстраций и расплачиваются возможностью грабить нацию.

— Если у элиты не получится стать собственниками, где они смогут жить?

— Здесь. Их же новая власть захочет растерзать.

— Они не боятся, что здесь у них заберут деньги как несправедливо нажитые?

— По какому закону?

— А по какому закону сажали Бородина и Адамова в США?

— Мы говорим про здесь.

— То есть вы говорите, что наша элита сбежит в Британию. Но однажды все может случиться. Кипр был прекрас=ным местом. Все, кто занимался бизнесом в России, считали его очень надежным.

— У нас была кипрская компания. Мы всегда считали, что Кипр — дыра.

— Какие риски в то время были в кипрской компании?

— Там изначально риски ментальные. Есть три или четыре страны ЕС, у которых все плохо. Их просто заткнули напечатанными деньгами, отсрочив проблему лет на пять. Испанцы, если не брать Каталонию и Страну Басков, так и не начали больше работать, так же как Португалия и Греция. Нигде не введено либеральное законодательство. Где-то подчистили, выгнали чиновников, но это полумеры.

— А Кипр?

— Это отмывочная база России.

— Когда Кипр просил помощи, министр финансов Австрии так честно им и говорила: «Вы хотите, чтобы мы спасали награбленные русские деньги средствами Евросоюза?»

— А в Австрии все нормально с российскими деньгами?

— Пока вроде не просили спасать.

— Просто они спасены.

— Возможен ли у нас южноафриканский сценарий? Предыдущий президент ЮАР Фредерик де Клерк, при котором был апартеид, договорился с Манделой, отдал власть и стал при нем вице-президентом.

— Мы говорим о мудром человеке, а не о параноике.

— Путин не мудрый?

— Он очень умный, но он параноик. Его боязнь предательства, боязнь за свою безопасность совершенно параноидальны. Что мы знаем о его детях и что мы знаем о детях Обамы?

— Может быть, паранойя небезосновательна?

— У Обамы тоже есть основания для паранойи. Его страну ненавидят на Ближнем Востоке.

— Влияние Обамы сильно ограничено. Он обладает в США в сотни раз меньшей властью, чем Путин в России.

— Это да, но оборотная сторона в том, что, как только Путин ограничивает один из чавкающих вокруг себя ртов, он наживает врага. И он постоянно генерирует врагов из совершенно лояльных людей.

— Вы причисляете себя к таким?

— Нет, я не был лояльным, я шел на большую сделку с совестью, чтобы сохранить компанию.

— Вы имеете в виду 2008 год, когда поддерживали Медведева во время президентских выборов?

— Я совершенно бессовестно поступал, мне очень хотелось жить и работать в родной стране.

— Вы тогда уже понимали, что Медведев — это просто подогрев сиденья?

— Нет, там поначалу все выглядело очень многообещающе. Там был план амнистии огромный.

— То есть вы признаете, что искали более влиятельную крышу против тех же ребят из Управления «К»?

— Если бы я искал более влиятельную крышу, я бы нашел ее в каком-нибудь старом чекисте. Или напросился к Путину, упал бы в ноги и присягнул на верность. То был просто компромисс.

— Через год вы пошли в «Правое дело». Вы верили, что в России возможна открытая политическая борьба?

— Никто не знал, как глубоко и как сильно врежет кризис. В какой-то момент деньги уходили из кормушки со скоростью миллиард в сутки. Если бы цена на нефть не изменилась, к сентябрю был бы дефолт.

— По сценарию 1998-го?

— Даже хуже. В 1998 году продукты стоили очень дешево, границы были открыты — ввози что хочешь.

— А сейчас пошлины?

— Сейчас ворье везде. На границе сидят чекисты и грабят все, что ввозится, поэтому все так дорого.

— Что будет? Россия распадется на территориальные княжества?

— Сейчас тяжело давать прогноз, но люди в тренировочных штанах с тремя полосками знают, где лежит арматура. Градус ненависти в них, судя по новому русскому кино, все выше и выше. Кто-то боится ментов, кто-то закона, но сжатая пружина сейчас есть в каждом русском человеке. И она сжимается все больше и больше.

— Достанется в итоге интеллигенции и среднему классу.

— Среднего класса почти не осталось — двенадцать миллионов уехало уже. Жириновский как-то проговорился на встрече с Путиным, он все-таки уже человек в возрасте. Путин его спросил о перспективах «Правого дела», а тот ответил, что электорат партии — десять-двенадцать миллионов человек, и они все находятся за границей. Это очень смешно, есть прямая цитата.

— Вернемся к политике. Как участие в политике могло помочь спасти «Евросеть» в 2008 году?

— Участие в выборах, а не в политике. В предвыборной кампании Медведева я участвовал в 2007 году. В «Правом деле» — практически через год. Давайте это разделять. Тогда мы пытались объединиться с ФАР (Федерация автомобилистов России), провели с Гуриевым достаточно жесткую пресс-конференцию. Это было за два дня до моего отъезда. Сергей отлично понимает экономические процессы, у него очень светлая голова.

— Да, мы брали у него интервью для одного из прошлых номеров.

— Какой у него прогноз? Сколько осталось?

— Мы не задавали ему этот вопрос, потому что тогда не было последних решений Путина. Было ощущение нестабильности, но сохранялся статус-кво. Сейчас совершенно ясно, что статус-кво нарушен. Часть Стабфонда направлена в инфраструктуру. Инвесторы Олимпиады заявили, что не вернут кредиты ВЭБу. У ВЭБа есть множество других кредитов, которые также не вернутся. Это огромная дыра, которую никто не видит.

— Самая главная дыра — это Пенсионный фонд, и она видна. Это общая слепота ее не видеть. Факт в том, что в Пенсионном фонде нет денег. Он финансируется каждый год трансфером из бюджета. Там нет накопленных денег. Британский пенсионный фонд, если в него в какой-то момент перестанут поступать деньги, протянет еще несколько десятков лет. В России деньги есть только на текущие выплаты, и они каждый раз пополняются.

— Получается, что тем, кто претендует на власть после Путина, нужно как можно быстрее отказаться от этой идеи и уезжать в другую страну?

— Почему?

— Потому что они получат страну, в которой у тебя, с одной стороны, пустой Пенсионный фонд, а с другой — бегут люди в штанах с тремя полосками и с арматурой в руках.

— Все будут понимать, что ответственность несет предыдущая власть. Сначала они не заплатят, а уже потом будет арматура.

— Один мой знакомый сказал, что, даже если все изменится, вы не вернетесь в Москву, потому что в Лондоне другое качество жизни. Здесь вы можете ходить без охраны. Что еще есть хорошего в Лондоне, чего нет в Москве?

— Воздух свежий.

— А кроме воздуха? Что хотелось бы перенести из Лондона в Москву?

— В Москве хочется изменить законодательство и привести общество к нормальному состоянию. Ментов надо поить, кормить, от них надо требовать работу и заставлять их жить по закону. Есть прекрасный пример Грузии, которая показала, что это можно сделать достаточно быстро и относительно безболезненно.

— Сами грузины такого энтузиазма не испытывают. Саакашвили в итоге проиграл и, возможно, уедет из страны.

— Им кажется, что это все не он, а они. Что они сами изменили страну к лучшему и стали жить в семь раз лучше по сравнению с тем кошмаром, который был. Откуда-то взялись красивые здания, все очищено, дороги, свет, газ — все откуда-то взялось само.

— Так и Путин может сказать, что в 1999 году была бедность, а сейчас в центре стоят небоскребы, сидите в дорогих ресторанах, ездите на дорогих машинах, а все жалуетесь.

— Он так и говорит, но люди в Южном Бутово ездят на машине, купленной в кредит, а их работа зависит от импорта, торговли или строительства. В какой-то момент это строительство остановится, а за плазменную панель и машину нужно будет платить.

— Что вы думаете о ситуации с потребительскими кредитами? Ужас?

— Ситуация будет разгоняться и дойдет до абсурда, до своего логического конца в том же 2018 году.

— Но вы же сами восхищались всеми, кто добился успеха в этой сфере — Тиньковым, «Связным», — и говорили, что сами хотели делать такой бизнес.

— Конечно, я бы это делал. Более того, я начал это делать до Тинькова и до «Связного». Но я ошибся, я не банкир, и дважды выбрал неправильных партнеров. А сама идея пришла мне в голову даже раньше.

— Вы хотели под восемьдесят пять процентов годовых кредитовать огромное количество людей?

— Да.

— А то, что эти люди потом не могут отдать деньги и заканчивают жизнь самоубийством?

— Это их проблемы.

— Кстати, где вы брали деньги в начале 2000-х, чтобы открывать везде точки?

— В начале 2000-х — в банке «Адмиралтейский».

— Люди, которые тогда работали в мобильной рознице, рассказывали, что вы в Петербурге арендовали самые дорогие точки за огромные по тем временам деньги. Например, точку на Московском вокзале.

— В 2002-м мы привезли в Петербург четверть миллиона долларов.

— Чтобы окупить затраты, вам нужно было продавать чуть ли не триста телефонов в день.

— На Московском вокзале? Там за любую сумму можно было брать точку. Она окупилась через три месяца. А местные компании — просто идиоты, что сами этого не сделали.

— То есть вам удавалось продавать триста телефонов в день?

— Это они привыкли зарабатывать только на телефонах, а можно грамотно выстроить отношения с операторами, с правильными комиссионными, продавать дополнительные аксессуары, получать хорошие скидки от вендоров, заниматься маркетингом. Точка на Московском вокзале окупилась к зиме.

— Тогда локальные игроки не понимали, как вы окупаетесь в принципе.

— Люди и здесь не понимают, как мы окупаемся. Вы сейчас сидите в магазине, смотрите на количество посетителей и можете не понимать, как мы зарабатываем деньги.

— Скорее всего, вы реализуете вина не только здесь, но и через какие-то личные продажи.

— Да, конечно, а это шоу-рум.

— А вы личную коллекцию собираете? Бизнес для отношений с поставщиками, а лучшие экземпляры в коллекцию?

— Зачем? Вот же она. Я в любой момент могу взять любую из семи тысяч бутылок лучшего алкоголя в мире.

— Москва может выиграть глобальную конкуренцию с Лондоном?

— Москва может уделать на этой планете всех. Это может быть город номер один через три года после того, как туда придет нормальная власть. За счет чудовищного количества ресурсов, за счет местоположения, за счет своей структуры, возможностей метрополитена, огромного количества социальных домов, которые требуют замены. Денег море, если их не красть. Пешеходные набережные, пляжи, очистить речку, вынести промышленность, пустить нормальный общественный транспорт по своим полоскам. Три года строек, перестроек, достаточно дорогих реконструкций — и это будет один из самых комфортных городов для жизни.

— А чем Москва будет привлекать людей? Зачем ехать в этот город?

— Деньги зарабатывать. И культурной жизнью. Нужно построить театры, выставочные центры а-ля Гуггенхайм.

— Репутационную проблему тоже решим за три года?

— В Грузии решили за несколько месяцев. Суд становится отделенным от государства, менты нанимаются заново с нуля, избираются главы районов и городов, все становится прозрачным. Ты видишь, как все они работают, через стеклянные двери или в интернете. Все мы со школьного пионерского детства учили, что нельзя брать чужое, нужно быть честным, слушаться маму. Это есть внутри каждого, каждый подсознательно знает, как должно быть. Как только он поверит, что это новая формация, восемьдесят пять процентов перестроится.

— Это правда. Никто из грабителей не считает себя таковым в душе. Он оправдывается тем, что вынужден, а на самом деле он хороший. Кстати, что они сами говорят? Вы рассказывали, что у вас вымогали пятьдесят миллионов долларов. У вас были сложные переговоры? Вы общались с ними лично — какие они?

— Они — шакалы.

— Вы считаете, что они перестроятся?

— Младшие исполнители — да. Те, которые принимают решения, — нет. Их исправлять бесполезно, их надо изолировать и отправить поработать немножко на благо общества с бензопилой.

— Мы хотели поговорить о том, что произошло с вашей мамой. Если вы не хотите это обсуждать — скажите.

— Первого апреля — шестьдесят лет маме. Второго апреля – — тринадцать лет «Евросети». Мы можем сколько угодно говорить о совпадениях. В сентябре предыдущего года я открыл рот, посыпались показания. Потом они проиграли экстрадицию. Мы сколько угодно можем называть это теорией заговора, но есть набор фактов. Это был 2010 год, а в 2011 году они вдребезги проиграли суды, и их всех повыгоняли из органов. Они не прошли аттестацию.

— Вы имеете в виду руководителей Управления «К»?

— Да. Никто не прошел из того списка, который я назвал. Они все как будто мазаны краской.

— Как можно с такой уверенностью не разливать в этом подвале по бутылкам полоний и не посвятить жизнь тому, чтобы каждый из них, приехав в Лондон, не уехал отсюда?

— Это незаконно. Время все расставит на свои места. К сожалению, Путин — гарант того, чтобы они получали ордена. Мирошников, когда его уволили из органов, получил орден «За заслуги перед Отечеством».

— Вы же знали рынок и ситуацию. Вы, наверное, далеко не единственный, кто от них страдал и против кого, возможно, применялось насилие.

— Я не единственный, кто пострадал, но я единственный, от кого пострадали они.

— Очевидно, что по случаю с вашей мамой их нужно было как минимум допросить. Эта ситуация чем-то похожа на дело Кашина. Там было очевидно, что на допрос нужно вызывать как минимум Турчака и Якеменко. Кашин об этом много говорил, но в России есть определенная категория людей, которых не вызывают на допросы даже тогда, когда очевидно, что нужно вызывать.

— Но кричать об этом в газетах — это, к сожалению, демонстрировать, что у тебя нет силы.

— А когда-то вы говорили, что публичность — это способ противостоять таким людям и что вы жалеете, что сделали недостаточно публичным скандал с изъятием телефонов «Моторола», а потом слишком долго не публиковали обращение на YouTube.

— Тогда это была не слабость, потому что я имел полное право обратиться к Путину. Я жил и работал в той стране и платил чудовищные суммы налогов в казну.

— Ходорковский тоже платил чудовищные суммы налогов.

— Поэтому Ходорковский мог обратиться к Путину. И я мог.

— Вы думаете, что это что-то изменило бы? Путин чего-то не знает?

— В случае с «Моторолой» я обратился.

— Напрямую или через Грефа?

— Напрямую.

— Кстати, в скандале с «Моторолой» вам удалось то, что получается у очень немногих, — привлечь полицейского за незаконные действия и сделать так, чтобы он больше не работал в органах. Вы смогли посадить следователя, который принял решение об уничтожении телефонов.

— Это не мы. Они сами его посадили, система отчиталась, что нашла виновного.

— То есть он оказался невинной жертвой?

— Винной, но самый маленькой.

— Вы не считаете победой, что его посадили?

— Нет. Нужно было публично назвать всех заказчиков и попросить разобраться в их деятельности.

— Вы подтверждаете, что при решении любой проблемы нужно апеллировать непосредственно к Путину?

— Да, это страна одного человека.

— То есть общественное мнение и институты ничего не решают?

— Пока что он гарант всего, что происходит. Основа его власти — чтобы люди были слабыми, каждый человек должен быть как можно более уязвимым. Он должен быть выпихнут за рамки закона по как можно большему количеству критериев.

— А вас могли наказать за эту публичность?

— Могли, конечно.

— Когда-то Путин наказал своего друга и сослуживца Виктора Черкесова за публичность. У того был конфликт с конкурирующей группировкой силовиков – они посадили его заместителя. Черкесов написал знаменитую статью в «Коммерсантъ» про чекистский крюк, на котором повисла Россия. Путин конфликт разрулил, но Черкесов лишился всех постов, а недавно даже забрали лицензию у информационного агентства «Росбалт», принадлежащего его жене. Путин не простил ему выноса конфликта в публичное пространство.

— Я не присягал Путину на верность, я не его сослуживец, я не давал клятву Родине и не служил. Я из бизнеса. Я написал письмо Путину — он не ответил. Я написал всем людям, которые могли вмешаться, — они не ответили. Я загнан в угол, я включаю YouTube и называю фамилии. Я не говорил о чекистском крюке, я говорил: «Отец родной, помогите, грабят».

— Помните скандал с бюллетенем в «Коммерсантъ Власть»?

— Многие даже приписывали этот бюллетень мне, но я не могу заходить на территорию посольства. Если бы мог, постарался бы написать смешнее.

— Путин тогда сказал: «Вы же понимаете, это человек из Лондона». В его голове любой, кто общается или ведет бизнес с иностранцами, – это враг.

— Конечно, он же действующий резидент, пять лет работал в сотрудничестве с разведкой ГДР против вражеских элементов.

— Поэтому появляются дикие предположения, что Путин хочет всех оставить в границах России, ввести выездные визы, а всем чиновникам придется жить в Сочи, благо там к Олимпиаде построена инфраструктура.

— Это из лекций Фрейда.

— Тем не менее официальная линия: мы тянем страну назад как можно сильнее. Например, последние антигейские законодательные инициативы. Что вы думаете о них? «Евросеть» неофициально считалась одним из лучших работодателей для геев.

— Да, мы были gay friendly.

— Вы даже как-то говорили, что они лучше чувствуют клиента и лучше продают.

— Да, у каждого человека есть набор положительных и отрицательных качеств.

— Вы сказали, что особо не участвуете в операционной деятельности магазина, а из чего здесь состоит ваша неделя?

— Магазин, поло, дети, путешествия, еда, вино, кино.

— Что есть такого в Лондоне, что вы ни при каких обстоятельствах не сможете получить в Москве?

— В Москве, какой должна быть Москва, вы сможете получить абсолютно все, кроме климат­а.

— Климат и здесь не идеальный. Из-за большой влажности мерзнешь даже в небольшой холод.

— Я появился на свет в Санкт-Петербурге. Мне здесь комфортно.

— Самый большой парадокс — это морозоустойчивость самих лондонцев. Когда здесь ноль, я хожу в пуховике, а местные сидят на улицах в пиджаках. Вы уже привыкли, как лондонцы, ходить в такую погоду в пиджаке?

— У меня так ходят дети, да.

— И дома не топите?

— Когда я один дома, я устанавливаю температуру от двенадцати до пятнадцати градусов. Я не использую горячий душ с мая. Температура воды, которой я моюсь, — тринадцать градусов.

— Экономите?

— Нет. Самая низкая температура, при которой мы купались здесь, — в феврале, на самом севере Шотландии, — четыре градуса.

— Практически прорубь. Вам комфортно?

— Я люблю холодную воду. На пляже в Эмиратах мне не хочется шевелиться, в теплом бассейне мне тошно. А в холод приходишь, отдаешь энергию воде, назад природе, и чувствуешь, как получаешь ее обратно. Май, выходные, пляж около Чичестера, четырна­дцать градусов, наши дети купаются час, и они не болеют. Если он совсем синий, то прибежит, постоит у барбекюшницы, погреется, съест стейк и побежит дальше. Мы поначалу тоже кутались, но потом перестали.

— На физиологическом уровне вы уже стали практически британцем.

— Мне очень нравится идея не кутаться.

источник

Сохранено

</>

Евгений Чичваркин: «Эти люди сядут в тюрьму, а я вернусь»

Несмотря на освобождение Ходорковского и участниц Pussy Riot, основатель «Евросети» Евгений Чичваркин до сих пор не видит для себя возможности вернуться в ...

Читать полностью

Источник

Оставить комментарий

Популярные посты:

albinus

Тренды современного массажа: виды и их преимущества

konstantinus_a

Путинское сельское хозяйство

reineke_fuchs

Реакция россиян на экстренное выступление Путина

a_nalgin

О невероятном и немыслимом Вы думали когда-нибудь увидеть ТАКОЕ?

matsam

Вечернее

norg_norg

Чистосердечное признание или явка с повинной Путина?

watermelon83

К выборам в США

t_itanium

До 60% OFF

prilepin

ТАК ОТМЕТИЛИ 80 ЛЕТ НАЗАД

dymontiger

Американские пожарные демонстрируют свои мускулистые фигуры, держа в руках

hardsign

О народном автомобиле

nobellarezi

Скидочные среды

• Ранее
• По теме
• Архив