Лужков спас Москву от смерти?!

lugerovski — 11.01.2011 — Персоны Теги: Лужков

По крайней мере, так утверждает Альфред Кох, вот его мысли о Лужкове, Москве и московской архитектуре:

"Давайте начистоту. Никакого особого архитектурного облика, отличающего старую, дореволюционную Москву от других городов России, нет. Поезжайте в Кострому, Пензу, Нижний Новгород и так далее. Вы увидите те же посадские дома, огромные амбары, торговые ряды, милые особнячки. Все это с архитектурной точки зрения очень средне, вяло и невыразительно. Как сейчас выражаются — типовая застройка.

Если уж говорить о реальном историческом облике московской городской усадьбы, то к ней нужно прирезать исчезнувшие сад, огород, двухметровый забор, сараюхи и флигеля, в которых держали скотину и жила прислуга. Нужно восстановить заливные луга с коровами у Новодевичьего монастыря и покосы в Лужниках и Филях.

Для любого профессионального человека как дважды два ясно, что, в отличие от Санкт-Петербурга, историческая, дореволюционная Москва никогда городом не была! Поскольку люди в Москве не жили городской жизнью. Это была особая система расселения, сейчас уже исчезнувшая и невозможная к воспроизводству. Если так можно выразиться, она была огромным конгломератом полуаграрных усадеб со всеми необходимыми хозяйственными и вспомогательными постройками и соответствующей системой землепользования и зонирования. Попросту говоря, она была большой деревней. Да, вокруг Кремля лепились театры, гостиницы, пара-тройка больших универмагов, трактиры и рестораны. Были Хитровка, Охотный ряд, Китай-город. И, пожалуй, все. Дальше все тонуло в коровьем мычании, запахе антоновских яблок, малинового варенья и навоза. Кругом, прямо с телег, торговали сеном, овсом. Грязь, лужи, посадские в картузах и с гармошками, акающие московские девки с натруженными огородом руками, босые и розовощекие. Красиво. Хорошо. Завидно. Но это все невозможно воссоздать.


Сталин все это ломал тогда, когда это было еще живо. Теплая, пульсирующая Москва, уникальная система расселения, гармонично соединявшая человека и природу, система, к которой только сейчас подбирается Лос-Анджелес, кричала и не хотела умирать. Сталин ломал ее бульдозерами и тракторами. Он сносил усадьбы, выкорчевывал сады, уничтожал монастыри, разрушал церкви. Он, наконец, убивал людей, которые жили в этом городе. Планомерно, слоями: сначала дворян, потом офицеров, дальше пришла очередь инженеров и ученых, а в конце — всех подряд, без разбору.

Взамен он построил ампирный город с циклопическими тяжеловесными фасадами и гнилыми перекрытиями и коммуникациями. Он населил этот город своими выдвиженцами, трусливыми стукачами из провинции, серыми и вороватыми. Он положил в сердце этого города труп изменника и убийцы, а в конце этой драмы воткнул в город семь сталинских кинжалов-высоток.

Глупые и бездарные его преемники продолжали ломать и корежить город. Издыхая, совок засрал город десятками тысяч безликих бетонных коробок. Инфраструктура города не поспевала за ростом населения, а тупые и безответственные правители развивали в нем промышленность, требующую все больше и больше рабочих рук.

И в таком виде город достался Лужкову. Из квинтэссенции русской аграрной цивилизации Москва превратилась в бесконечный рабочий поселок. Шутка сказать, два огромных автомобильных завода, авиационный, два космических, десятка три машиностроительных и дальше по мелочи: легкая промышленность, пищевая, химическая и т. д. Это не считая крупнейшего в стране строительного комплекса. Как раковая опухоль, этот город высосал людей из всех деревень в округе пятисот километров.

Я помню, как Лужков не хотел закрывать автомобильные заводы. Я тогда был молодой и горячий. Я кричал, что я все продам к ебени матери, а новые хозяева пусть сами решают, что с этими «маяками индустриализации» делать. Лужков бледнел и называл меня... Впрочем, неважно, как он меня называл. Но он взял эти заводы в собственность Москвы, чему я был несказанно рад: директора этих заводов перестали ходить по коридорам правительства, а выстроились в приемной у Лужкова.

Лужков тратил на поддержание этих заводов колоссальные деньги. Тогда мне казалось, что это очередное его прожектерство, а теперь я понимаю, что это не так: он просто лучше нас всех понимал, что означает миллион безработных в центре страны. В Москве. И он держал эти заводы на плаву, а тем временем лихорадочно создавал, создавал и создавал рабочие места для этих людей. Вот откуда и для чего взялись все эти универмаги, супермаркеты, рестораны и кафе, магазины и магазинчики, автосервисы, гостиницы, банки, финансовые компании и т. д. И если он где-то не там поставил какой-нибудь торгово-развлекательный центр, простим это ему, ведь эта ошибка мелочь по сравнению с тем, скольких людей он этим центром обеспечил работой, а значит, принес достаток и покой в их дома.

За восемнадцать лет Лужков полностью изменил Москву. Из адской смеси промышленного поселка и бюрократической столицы он сделал современный, живой мегаполис, финансовую и интеллектуальную столицу огромной страны, границы которой простираются далеко за пределы Российской Федерации.

Я помню Москву в начале девяностых. Это был темный, нелепый город, грязный и некрасивый. В нем негде было остановиться, негде поесть, негде делать покупки, негде отдыхать, негде жить. Город, оставшийся от краснопузых, был нищ, сер и убог. Все эти сопли, которые сегодня развозят так называемые защитники исторической Москвы, это не более чем ностальгия по собственной молодости, когда «вот здесь стояли гаражи, я за ними первый раз покурил, а вот тут была насыпана огромная куча шлака, на ней мы с Катькой первый раз поцеловались. Почему все это разрушили? Здесь было так мило, а теперь какая гадость — многоэтажный дом с дорогими квартирами. Сволочи! Не позволю! Требую сохранить историческую застройку!»

Еще раз повторю. Все, что в городе было ценного, все это никто и не думал разрушать. Но выдавать за шедевры архитектуры и за продуманные, веками формировавшиеся архитектурные ансамбли хаотичную, бездарную застройку — это курам на смех. Если бы бывшие владельцы этих «шедевров» узнали, как высоко ценится их имущество, они бы умерли от хохота: деревянные прогнившие перекрытия, дома, которые выработали ресурс еще до революции, отсутствие нормальной канализации и водопровода, чудовищная планировка, не соответствующая никаким санитарным нормам, тараканы, клопы, крысы, которых не вывести десятилетиями! И все это оставить в угоду щемящим душу воспоминаниям об утраченной эрекции так называемых защитников исторического облика Москвы? Увольте! Пейте виагру и не мешайте работать!

Утверждаю: Лужков сделал город чище, красивее, моложе. Он осветил его: ночная Москва сейчас поражает не меньше Парижа и Нью-Йорка. Теперь уже многие не помнят, что центр города был похож на заброшенную, темную, заплеванную подворотню с вечным запахом мочи и гниющих объедков. А какую невидимую работу он провел с городскими коммуникациями! Все эти водоводы, канализационные коллекторы, снегоплавильные заводы, тоннели и эстакады, дороги...

Москва наконец стала похожа на нормальный европейский город, где можно остановиться в гостинице на любой вкус, поесть любой мыслимой и немыслимой пищи, купить что хочешь, развлечься. Теперь ее стало не стыдно показать приезжающим в нее туристам и бизнесменам. Город живет. Он снова, как сто лет назад, имеет свое лицо. Он узнаваем, у него есть будущее, достойное столицы великой страны.

Охранительная тенденция, которая периодически побеждает в дискуссиях о развитии города, не нова. Когда я был молодым ленинградским аспирантом и ходил на семинар в Дом архитекторов, то там мы вместе с крупными учеными — специалистами в развитии городов подробно разбирали все эти страхи. Тогда я впервые услышал ставший уже хрестоматийным пример с Эйфелевой башней и менее известный пример с Исаакиевским собором (оказывается, на его месте стояла большая церковь первой половины XVIII века).

Тогда я понял одну важную вещь: город, в котором охранительная стратегия побеждает, обречен. Он становится музеем. В нем перестают жить, он весь превращается в памятник. Классический пример — Венеция. В ней нет жителей. Люди приезжают в нее с материка, обслуживают туристов и уезжают обратно — в комфорт, в организованный быт без сырости и обвалившейся штукатурки.

Если бы охранительная тенденция победила в Нью-Йорке, то несчастные его жители так и жили бы в мрачных трехэтажных кирпичных коробках времен «сухого закона» с вывороченными наружу канализационными трубами и пожарными лестницами. Если бы охранители победили в Лондоне, то не было бы ни «Тэйт Модерн», ни «Лондон Ай», ни небоскреба-огурца рядом с Тауэром, ни реконструкции старых доков, ни... Да ладно, ишь, разогнался. Ничего бы не было. Была бы вялая викторианская застройка, аналог наших хрущеб.

Город нельзя заморозить и при этом оставить жить. Город, в котором не происходит смены исторических эпох (а значит, смены архитектурных стилей), обречен. Он умирает. Таков закон, и с этим ничего не поделать. Лужков спас Москву от смерти. Это буквально. Любой серьезный профессионал — не по истории архитектуры, а по истории городов — скажет вам это без колебаний. Город — это такая субстанция, которую мы еще до конца не изучили. Законы, по которым он живет, прихотливы и неочевидны. И не всегда они совпадают с нашими желаниями. Но если не подчиняться этим законам — они отомстят. И очень жестоко. Просто в один прекрасный момент непонятно почему люди, например, начинают уезжать из такого города. И он превращается в призрак. Город-музей с замороженным центром, населенным бодрыми современными жителями, — это утопия. Либо город живет в соответствии с меняющимися требованиями, либо он умирает. Третьего не дано. Построить современный город, ничего в нем не ломая и не строя, невозможно.

Итак, Лужков вдохнул в умирающий город новую жизнь. Дал ему шанс. Возродил его. И этот непреложный факт мы должны уважать. Может, у Лужкова и есть грехи. Но если мы хотим для него справедливого суда, то мы должны признать эту его заслугу перед нами".

http://medved-magazine.ru/?mode=article_view&sid=59&id=300
Ссылку нашел у

b0gus

Кто что думает по этому поводу?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив