Очень мерзкое кино
petrus_paulus — 19.05.2021
Теги: Сокуров
Я переезжаю. Переезд, каким бы ожидаемым и радостным он ни был – это всегда стресс. Замучавшись с упаковкой, перевозом и распаковкой бесчисленных коробок и лишь ближе к ночи доползая до компьютера, чтобы хоть что-нибудь посмотреть и немого расслабиться, не покидают лишь две мысли – «на кой чёрт нам столько вещей?» (всю жизнь скупаем их, складируем и не используем, а потом при переезде выясняется, что они есть и с ними надо что-то делать) и «какое же отвращение и даже омерзение может вызвать этот стрессовый и сумбурный процесс переезда». И, если с первым частично можно разобраться, повыкидывав все эти ненужные тряпки и «предметы интерьера» на свалку или раздав родным-знакомым (прошлой весной мы именно так и сделали, когда ковид набирал силу и все сидели по норам), то вот второе – это чисто эмоциональное, и девать его некуда, нужно просто пережить.
По вечерам, собирая остатки сил для любимого мною кино, нет-нет, да и закрадывалась в голову мысль о том, что не только переезд или любой иной стресс может вызвать чувство омерзения, но и некоторое кино тоже. Это так мозг соотносил проделанное за день с его, дня, завершением. При этом для разных людей мерзким может казаться совершенно разный кинематограф. У кого-то оторопь вызывают некоторые фильмы Дэвида Линча, кто-то бежит к унитазу при виде всяких патолого-анатомических ужастиков типа «Техасской резни бензопилой», а кто-то выключает телевизор, лишь завидев там воспалённо-булькающий наркоманский морок из серии «Страха и ненависти в Лас Вегасе» Терри Гиллиама или «Обеда нагишом» Дэвида Кроненберга. Есть даже зрители, у которых любой, даже самый безобидный, фильм ужасов вызывает чувство отвращения.
Словом, у каждого критерии свои. У меня таких нет. Я выключаю фильм только в двух случаях – если это откровенная дешёвка или откровенная и бесхребетная пропаганда. Если пропаганда имеет хребет или признаки искусства – это всегда полезно посмотреть, во всех остальных случаях – нет. Однако сказать, чтобы у меня были критерии к мерзости, не могу. Многие вещи в кино могут лишь казаться мерзкими, не являясь таковыми по сути, а другие в то же самое время таковыми являться, но не казаться. Поскольку кино люблю и смотрю давно, много-много лет, то и воспринимаю его по большей части спокойно, даже если в душе рождается чувство глубочайшего омерзения. Поэтому сегодня – пять фильмов, которые вызвали в своё время у меня активный ментальный протест, но были настолько притягательны своей нестандартностью, что лишили меня воли выключить их.
Чувство брезгливости или мерзости – проявление страха. Когда мы видим что-то, несогласующееся с нашими стандартными понятиями о правильности, это вызывает сначала раздражение, а потом страх – страх, что это неправильное, непонятное, уродливое может овладеть нами. Наш мозг обрабатывает стандартные образы по привычной и накатанной схеме и делает это довольно быстро. Если глаз видит что-то слишком красивое или слишком уродливое, то есть отличающееся от стандарта, и передаёт эту картинку мозгу – тому требуется больше времени, чтобы обработать эту информацию. Причём слишком красивое обрабатывается мозгом быстрее, чем слишком уродливое. Ощущение мерзости, возникающее от уродства, рождает страх, который гипнотизирует жертву, заставляя, словно в оцепенении, смотреть на вызывающий его объект. Вот так бывает и с кино – мерзкие фильмы заставляют досматривать себя до конца, словно окутывая зрителя своей отрицательной энергетикой со всех сторон.
Начну с классики – это великие и неповторимые «Уроды» Тода Браунинга. Фильм о бродячем цирке и выступающих в нём людях с, мягко говоря, нестандартной внешностью. Профессиональных киноактёров в картине очень мало, и все они играют обычных людей, при этом главную роль исполняет сбежавшая из советской России в 1926 году Ольга Бакланова. Все же остальные – реальные артисты цирков и шоу уродов, столь популярных в Америке 20-х века минувшего. Здесь вам и сиамские близнецы, и женщина с бородой, и человек, родившийся без рук и ног («человек-гусеница»), и гермафродит, и человек без нижней части туловища, и безрукая женщина, виртуозно всё делающая ногами, и обычные карлики, и ещё много кого. История о том, как цирковые уроды, обиженные природой, не желают давать себя в обиду жестокому обществу, в котором им приходится жить. Поэтому сопротивляются и превращают ту, кто больше всех над ними издевался, в такую же, как они.
Фильм оскандалился ещё до выхода на экраны. Всё дело было не столько в омерзительно-пугающем визуальном ряде, сколько в подлинности происходившего – Браунинг ведь сам прекрасно знал всё устройство цирка изнутри, поскольку более десяти лет проработал в одном из таких шапито, сбежав из дому. И зритель это чувствовал и понимал, впадая в полное оцепенение от осознания реальности кошмара, творившегося перед ним. После предпремьерных показов пришлось перемонтировать фильм, убрав оттуда сцены расправы уродов над некоторыми «нормальными» персонажами, включая Бакланову, поскольку, как говорят, одна из зрительниц обвинила кинокомпанию в выкидыше, который у неё случился якобы после просмотра. Смотреть этот фильм дико, оторваться – невозможно.
О втором фильме я узнал ещё в университете от нашего преподавателя по истории и теории кинематографа Анатолия Сергеича. Фильм официально называется «Свадебная ваза», но в нашем отечественном киноведении его именовали «Ночной вазой», что, по сути, вернее, поскольку там всё действие крутится вокруг неказистого фигурного корыта, в которое постоянно с потугами испражняется главный и единственный человеческий персонаж картины. Кино совершенно экспериментальное, однако изучаемое на всех кинофакультетах во всех киноуниверситетах как образец полнейшего безумия и, вместе с тем, как тонкая работа по визуализации проблемы одиночества.
Это история о фермере, которому обрыдло жить одному, поэтому он, понаблюдав под монтевердиевскую полифонию за совокуплениями индюков да кур, принимается ухаживать за собственной свиньёй. За этим странным процессом удивлённо наблюдают утки, переговаривающиеся между собой словно инопланетяне. Потом фермеру всё-таки удаётся уломать свинью на секс, которым он с нею занимается под укоризненные взгляды индюков, которым резко расхотелось от увиденного заниматься сексом самим. Вскоре свинья рождает фермеру трёх поросят, из которых он усиленно пытается сделать людей – вяжет им кофточки под ренессансные перотиновы мадригалы, учит кушать каждого из своей миски, но хрюшки остаются хрюшками и дружно продолжают лезть всем табором в одну лохань. Выбившись из сил, фермер казнит всех трёх через повешение, а свинья, узрев своих болтающихся на виселице отпрысков, орёт от горя не своим голосом и трогается рассудком и идёт топиться в выгребной яме. Фермер хоронит её, а заодно и себя с нею, но потом выбирается из-под земли и, словно Адам, вновь сотворённый из грязи, отправляется на ферму испражняться в своё корыто, тут же кушать свои какашки, варить из них суп и чай и блевать в то же самое корыто.
В финале, воткнув в выгребную яму лестницу, он словно уходит в небо, повесившись на её вершине и потом оттуда же невесть как улетев. Это перекликается с самым началом, когда он пытается приделать голубям оторванные кукольные головы, обратив птиц в барочных херувимчиков. Человек одинок, а Бог так и не даёт ему женщину, лишь какой-то смутный силуэт маячит на горизонте того поля, где похоронена свинья-Лилит. Зрелище жутко отталкивающее и тошнотворное и жутко притягательное одновременно.
«Назад в темноту» попался мне случайно на видеокассете в эпоху VHS и всепоглощающих видеопрокатов. Уж не помню, с каким фильмом я брал тогда посмотреть кассету, но вот этим чудом она была дозаписана – так делали, когда на кассете оставалась лишняя плёнка после основного фильма, который шёл на ней первым, поэтому оставшуюся плёнку дозаписывали чем-нибудь, подходившим по метражу, чтобы влезло. Вот «Назад в темноту» и стал тем довеском, который случайно оказался у меня в руках.
Картина повергла меня в полнейший шок и, не побоюсь этого слова, трепет. Это была середина 90-х, фильм считался ещё совсем свежим, но ничего подобного я раньше в жизни своей не видел. Своего рода инициация состоялась, прикосновение к омерзительному. Фильм о двух мусорщиках, грязных, потных и вонючих, которые не только собирают мусор по городским бакам и вывозят его на свалку, но и не брезгуют в нём копаться и использовать что-нибудь дальше, в особенности герой в исполнении Билла Пэкстона – он даже начинает облизывать уже посиневший труп какой-то тётки, найдя его в горе отходов. И, если герой Пэкстона жизнерадостный и готовый на всё аккордеонист, то его напарник Марти в исполнении Джадда Нельсона – полная противоположность, тихий, забитый и постоянно комплексующий еврей, мечтающий стать стэндапером. В один прекрасный день у этого Марти на спине выскакивает прыщик, из которого потом начинает расти рука. Настоящая такая полноценная третья рука, только на спине. Завидев отклонение от гнилостной нормы, продюсеры начинают продвигать Марти как трёхрукого комика, поскольку это необычно и может принести доход.
Весь фильм выстроен на контрастах и преувеличениях. Если шлюхи, то гигантские и жирные (или, как сейчас бы сказали, бодипозитивные дамы с низкой социальной ответственностью), если дельцы от шоубизнеса, то комиксовые и гипертрофированно-манерные, если гениальные артисты, то типа гигантской бабищи-Брунгильды с выводком подающего голос по удару молоточка гитлерюгендом. И удивительно красивая и чистая Лара Флинн Бойл на фоне всей этой тошнотворной грязи и мрака. Зрителя как бы окунают с головой в ушат с дерьмом, а потом ненадолго вынимают, чтобы набрал воздуха, и суют обратно. Поначалу для меня это было сродни удару молнией, вызвавшей лишь одну мысль – «зачем я это смотрю?». Но перевод Алексея Михалёва, моего любимого переводчика, заставил не выключать, поэтому я досмотрел фильм до конца. И помню его до сих пор, хотя больше не видел ни разу. Если «Уроды» играют на неприятии ментальном, а «Свадебная ваза» - на физиологическом, то «Назад в темноту» сочетает в себе оба этих критерия, постоянно их перемешивая и подкидывая то одну мерзкую сцену, то другую. И смотреть противно, и остановиться невозможно – если не выключить сразу, то дальше уже вряд ли получится.
Следующий фильм выключить очень даже можно, причём в любом месте, однако пройти мимо него я не смог, памятуя, как стыдно отчего-то мне стало во время его просмотра. Я очень люблю и уважаю творчество Саши Барона Коэна, начиная со стародавних скетчей Али Джи и нетленного Бората. Я даже принял в своё время Хаффаза Аладина из фильма «Диктатор», каким бы идиотским и ангажированным он не был. Но вот картина с названием «Брӱно» повергла меня в совершеннейшую растерянность. Зачем он это снял?..
Кино об австрийском гее-журналисте-дизайнере, который стремится завоевать модные подиумы Америки. А вот методы, которыми он пользуется, ничего, кроме ступора и омерзения, вызвать не могут. По крайней мере, у меня. Тут всё в одну кучу – и скабрезные шуточки про негров, за которые в Америке сейчас, наверное, убили бы на месте, и арабо-еврейская конфликтная тема, столь актуальная в последние дни, а Коэном поданная, как обычно, в издевательской манере, и постоянные метания между гомо- и гетеросексуальностью, помноженные на совершенно туалетнейший юмор – замес невероятно дурно пахнущий и, вместе с тем, обезоруживающий. Выключить захотелось лишь в одном месте – когда мужской член прокричал что-то, используя в качестве рта уретру. Всё остальное – скорее результат шока и вызванной им обездвиженности, поэтому посмотрел целиком)).
Наконец, куда же мы без отечественного кинематографа! Долго думал я, что бы такое выбрать (а выбор в отечественном кино, как в советском, так и российском, зело богат), и в результате решил остановиться на творчестве Александра Сокурова. Причём не на конкретном фильме, а на всём творчестве, исключая при этом его документальные фильмы – к ним у меня вопросов нет. А вот к художественным – масса. Его раздутое самомнение и мания великого художника прут просто из каждого кадра каждой картины. Безусловно, Сокуров – один из немногих художников, сумевших создать свой собственный киноязык, но язык этот невнятный, сбивчивый и, простите, нудный. Я могу смотреть и получать определённое удовольствие лишь от двух его картин – «Русского ковчега» (благодаря нестандартности технического решения съёмки одним планом всего фильма без склеек) и «Франкофонии» (благодаря полу-документальности фильма и культурной теме). Всё остальное – чувство непрекращающегося омерзения, природа которого не в физиологии, не в дурновкусии и не в тупости, а в атмосфере полнейшей безысходности и даже суицидальности. После просмотра фильмов Сокурова хочется пойти и удавиться. Удивительно, как он сам до сих пор не поступил так, если у него на душе творится подобное. Очевидно, чтобы не брать на себя грех, он свой духовный мрак выплёскивает в массы через свои фильмы, совершенно не думая, что может повысить количество суицидов среди зрителей.
Например, фильмы «Отец и сын» и, в особенности, «Мать и сын» - это же настоящие испытание для смотрящего их. На экране практически ничего не происходит – сплошные ковыряния в себе, транслируемые окружающим и заражающие их своими миазмами, безжалостный мозготрах, помноженный на чувство собственной гениальности. Разумеется, когда все вокруг кричат, что ты гений, вручают призы в Каннах, Венеции и Берлине и поют дифирамбы, сложно не поверить в это. Но мой личный ступор, в который я впадал при просмотре работ Сокурова (больше я их не смотрю и не буду), имел совершенно иную природу – природу осознания бессмысленности происходящего на экране. Даже его знаменитая тетралогия о власти – «Молох» про Гитлера, «Телец» про Ленина, «Солнце» про Хирохито и «Фауста» известно про кого – обласканная критикой и международными кинофестивалями невнятна и отторгающа. Все герои постоянно бубнят себе что-то под нос, а порой и голос режиссёра что-то поясняет или переводит с немецкого таким же бубнящим голосом – это же не кино, а сеанс у психоаналитика-шарлатана! И не надо про созерцательно-философский жанр, у Бергмана и Тарковского совершенно иное кино – там есть жизнь. В кино Сокурова жизни нет – лишь один путь на Голгофу. Голый король, ни дать, ни взять…
Ещё раз повторю – у каждого зрителя свои критерии для неприятия того или иного кино. И очень часто это неприятие становится приятием, причём до такой степени, что об этом хочется рассказать)). Поэтому не всё то, что кажется мерзким на первый взгляд, таковым и является. Возможно, мы просто чего-то не понимаем. И кино, как и переезд, имеет свойство заканчиваться!
А какие фильмы вызывают наибольшее отторжение у вас?
(c) petrus_paulus
Зерновые культуры: виды, характеристики и значение в сельском хозяйстве 
План реформы системы госуправления США 
Экзорцизм: Эмиль Роуз... 
«Если вы не бывали в Свердловске» 
Доломали? 
Алессо ди Беноццо Гоццоли Архангел Михаил со святыми 
Детская вера в чудо 
Память дня, Александр Рагулин 
Снайперам приготовится. 
