«Сейчас у меня на глазах убили маму»

novayagazeta — 07.06.2020 Теги: Каспаров Чекалин

— Следователи ребятам по телефону звонят, опрашивают, они тоже на карантине сидят.

— Какие следователи?

— Из Следственного комитета! У нас здесь уголовное дело — пациентка умерла, — огорошил доктор из Георгиевской центральной районной больницы в Ставропольском крае.

Пришедшее из Георгиевской ЦРБ сообщение сразу привлекло к себе внимание, хотя речь в нем шла не только о нехватке СИЗ, а именно ситуацию с ними в первую очередь отслеживали координаторы проекта «Синдикат-100. Скорая журналистская помощь».

В нем говорилось о серьезных нарушениях эпидемиологического режима: о том, что больные с подозрением на COVID-19 лежат в общей реанимации вместе с женщинами после кесарева сечения, детьми и инсультниками, что в этом отделении, по существу, нет разделения между «чистой» и «грязной» зонами и что с пациентами этих палат работают одни и те же врачи и медсестры.

Через пару недель в «Скорую журналистскую помощь» опять написали о Георгиевской ЦРБ: «Моя мама находилась в реанимации с диагнозом двусторонняя пневмония и умерла из-за того, что дежурный реаниматолог отказался ее интубировать, так как на самом деле он был не реаниматологом, а терапевтом».

Подробности трагедии автор сообщения обещал рассказать по телефону.

С координатором «Скорой журналистской помощи» Александром Гатилиным мы связались с обоими заявителями, те документально подтвердили свою личность. Первый оказался врачом-реаниматологом отделения анестезиологии-реаниматологии Георгиевской ЦРБ, второй — Сергей Чекалин, врач-хирург АНМО «Нефрологический центр», сын погибшей женщины.

По каждому обращению мы работали отдельно, уточняли детали, запрашивали дополнительную информацию. И неожиданно для себя обнаружили, что оба сообщения между собой связаны: именно нарушения эпидрежима и нехватка СИЗ во многом поспособствовали трагедии.

«Мы думали, он — реаниматолог, а он терапевт»

О произошедшей в начале мая трагедии мне было известно в общих чертах: что погибла 51-летняя женщина и что сын у нее врач.

С Сергеем Чекалиным мы созвонились значительно позже, когда он сидел на 14-дневной изоляции в селе Обильное, где жили его родители. В начале разговора он предложил не стесняться и уточнять у него медицинские термины, если что-то будет непонятно. Уточнять не пришлось, потому что история была не про болезнь.

«Мама заболела 26 апреля, в больнице ей сделали снимки, установили правостороннюю пневмонию, назначили лечение и отправили лечиться домой. 2 мая ей стало хуже, скорая доставила ее в ЦРБ, где ее сразу поместили в реанимацию.

Когда я приехал, ее уже интубировали, то есть через ротовую полость вставили в трахею трубку и подсоединили к аппарату ИВЛ. Сделали рентген легких: картина была хуже некуда. Маму ввели в искусственную медикаментозную кому. В тот же вечер я связался со знакомыми реаниматологами из Ставропольской краевой больницы и попросил их помочь с программой лечения для мамы».

Вместе с дежурным реаниматологом они подобрали программу, выбрали самую жесткую — на стопроцентном кислороде.

«При поступлении мамы в больницу сатурация (показатель насыщения кислородом легких) у нее почти не определялась, потом появилась — 60%, 70%. Оказалось, что в нашей реанимации очень старый аппарат ИВЛ.

Я все время там находился. Мало того что праздники, так еще и постоянных реаниматологов не было: кто-то заболел и ушел на больничный, кто-то был на карантине. Вместо них приезжали реаниматологи из соседних городов.

Как врач я понимал, что здесь ее не смогут вытащить. Я не хочу бросать тень на нашу реанимацию — там работают хорошие специалисты. Но то, что мало медикаментов, что там некому было дежурить — все это я своими глазами видел. Одна медсестра и одна санитарка на два поста — "грязный" и "чистый". Это как, нормально? И врач один на два поста: сначала он одевается [в защитную экипировку], идет в "грязную" палату, где моя мама и еще одна женщина с ковидом. Если что-то вдруг случится, ему нужно раздеться и прибежать на "чистый" пост».

Поэтому Сергей попросил главного врача ЦРБ Каспарова перевести мать в краевую больницу, так как в отделении нет врачей.

О перевозке мамы я также просил начмеда Петросова, говорил, что готов сам заплатить и за перевозку, и за медикаменты, только скажите какие. А он мне отвечает: "Сереж, дай мне хоть два миллиона, я ее все равно не спасу. Ты видел ее снимки?" И это он мне говорил 3 мая!

Да, как врач я понимал тяжесть ее состояния, но краевые реаниматологи ее вели! А эти посылали меня на три буквы, иди отсюда, не мешай нам работать, хочешь быть с мамой, устраивайся к нам работать. Я был готов хоть санитаром».

«Утром 3-го числа пришла эпидемиолог ЦРБ Спижова Любовь Геннадьевна. Увидев меня в отделении, устроила разнос: где халаты, где СИЗ, я выдавала. Медсестры говорят: "Да нет ничего". Та: "Как нет? Доставайте где хотите". Нашли эти халаты, надели, потому что у мамы подозрение на ковид. А у них даже масок не было!»

Главврач Каспаров запретил Сергею появляться в реанимации. 4 мая его снова не пустили. Дежурный врач не стал связываться с краевым реаниматологом и ставить трахеостому, как тот накануне рекомендовал. Трахеостома — это трубка, в нижней трети гортани делается разрез, и она туда вставляется, пояснил Сергей.

«На следующий день меня пустили. Дежурный реаниматолог представился Кандауровым Андреем Борисовичем. Мы пошли к маме, я позвонил реаниматологу из краевой больницы, и полтора-два часа мы выставляли параметры: кислород сделали ей уже 57%! А сатурация была у мамы под 90 — почти норма. Состояние ее значительно улучшилось.

Краевой реаниматолог спросил Кандаурова, почему не поставили трахеостому? А тот: "Я только сегодня заступил, ничего не знаю". У них же не было тогда постоянных, каждый раз пациентов лечил другой врач.

Когда я приехал, инфузомат (аппарат для длительного дозированного введения лекарства. — Ред.) пищал: заканчивалось вещество, вызывающее медикаментозную кому, мама уже пыталась сама дышать. И это все видел краевой реаниматолог. Он: "Ребята, давайте бегом, седатируйте ее!" А препарата в отделении не оказалось, санитарка побежала в главный корпус в аптеку».

Чекалин пошел к главврачу Каспарову, распорядившемуся опять его не пускать, и рассказал, как «следят» за его мамой, а также спросил, почему ей не дают препараты, рекомендованные ВОЗ для пациентов с ковид.

«Главврач ответил: "У нее не подтвержден ковид!" Тогда почему ее положили в "грязную" зону, где есть ковидная пациентка, спрашиваю. Они: "Хорошо, мы назначим".

Каспаров сказал, что маме назначили трахеостомию, ЛОР-врач уже едет. И разрешил мне быть в реанимации.

Когда я туда пришел, Кандауров и ЛОР-врач Русяев уже переодевались. Русяев приготовился вводить трахеостомическую трубку в трахею, но мама же была интубирована, там уже стояла трубка. Чтобы одну трубку ввести, нужно другую вытащить, экстубировать.

Русяев говорит реаниматологу Кандаурову, чтобы тот убрал трубку, и он поставит трахеостому. Засунул ее с пятой попытки, это было непросто из-за особенностей сложения мамы. Поставил, а дыхание в легкие не проводится. Еще раз поставил — не проводится. А изо рта трубку уже вытащили. Мама не дышит. Русяев говорит Кандаурову, чтобы повторно ее интубировал. На что реаниматолог говорит: "Я не умею интубировать! Я терапевт. Меня сюда поставил дежурить главный врач".

Мы думали, он реаниматолог, а он оказался терапевтом! У ЛОРа глаза полезли на лоб.

Я тоже не мог интубировать — я нефролог, я не знаю, как это делается. Я срочно позвонил другому реаниматологу, он приехал через несколько минут, интубировал, но было поздно!

Я вышел из реанимации, сел в машину. Ко мне подошел главный врач, ни соболезнования, ничего, и спросил: "И что вы теперь будете делать?" У меня одна просьба, сказал я, сейчас у меня на глазах убили мою маму.

Уберите терапевта, которого вы поставили дежурить в реанимацию, который не может даже интубировать. Потому что на моем месте сегодня может оказаться любой, который потом так же будет сидеть на лавочке и плакать. Он развернулся и ушел.

На следующий день я написал заявления в прокуратуру, СКР и на сайт президента».

Купить дождевик из Fix Price и не умереть

С первым заявителем, врачом-реаниматологом того злополучного отделения анестезиологии-реанимации, разговор состоялся, когда тот был на карантине. Мы говорили по видеочату Google Duo.

Доктор назвал свое полное имя, показал паспортный разворот, диплом врача и трудовой договор. Уже рассказав о многих безобразиях, он спросил, нельзя ли не называть его имя. Георгиевск — округ небольшой, население около 200 тысяч, а все местные медучреждения — скорая помощь, поликлиники — входят в структуру ЦРБ. Если попадешь в черный список, то придется уезжать. Поэтому пусть он будет Василием Васильевичем.

— В конце апреля к нам в реанимацию поступила женщина, вроде у нее был ковид, хотя точно не знаю, нам, врачам, теперь не говорят. Но потом диагноз подтвердили, и по постановлению Роспотребнадзора нас закрыли на две недели, — объяснил он, почему сидит дома, а не на работе.

Это уже второй карантин в отделении реанимации, первый был в апреле. 7-го числа из отделения, где лежали пациенты с подозрением на ковид, поступила женщина С., 48 лет. А 10 апреля пришел результат теста — положительный.

— Без защиты — это значит даже без маски. У нас была только обычная медицинская форма, — уточняет Василий Васильевич.

Вскоре сотрудники реанимации начали болеть. В каждый наш разговор Василий Васильевич рассказывал, кто из коллег заболел, кто выздоровел. К 20-м числам мая коронавирусом переболели все сотрудники отделения, включая его самого.

Из-за нехватки СИЗ местные реаниматологи даже прославились. Во время первого карантина в отделении изолировали двух врачей, пять медсестер и санитарку. Они должны были долечивать остававшихся там неинфекционных пациентов (с инсультом и т.п.), подключенных к аппаратам ИВЛ.

По словам одного из медиков, они просили у руководства больницы средства защиты, но на 14 дней им выдали на всех 10 масок «с клювом», одноразовые шапочки и хирургические костюмы. «У него были такие поры, в которые самолет пролетит, не то что коронавирус», — сказал он.

Один из докторов вел эфир в Instagram, рассказывал, что нет средств защиты, что, несмотря на карантин, они принимают больных с подозрением на ковид.

Репортажи из реанимации вызвали шок у жителей Георгиевска. Люди стали приносить средства защиты и гигиены. Ресторан «Юбилейный» каждый день привозил обеды, кафе «Наутилус» — ужины. Один из горожан пожертвовал канистру спирта для обработки помещения. Вместо костюмов с порами коллеги принесли шапочки для душа и дождевики из Fix Price.

Реаниматологи надевали дождевики, заматывали скотчем открытые места, по одному заходили в палату, занимались пациентами. Когда выходили, обрабатывались спиртом сами и обрабатывали помещение.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Публикация подготовлена в рамках объединения журналистов «Синдикат-100».

Сохранено

</>

«Сейчас у меня на глазах убили маму»

Женщина с COVID-19 умерла на руках у сына-медика. Диагноз подтвердили не сразу, и после похорон в карантин попали даже следователи. — Следователи ребятам по телефону звонят, опрашивают, они тоже на карантине сидят. — Какие следователи? — Из Следственного комитета! У нас здесь ...

Читать полностью

Источник

Оставить комментарий

Популярные посты:

clemens

Эффективная огнезащитная краска для дерева: советы по выбору и использованию специальных красок

svet_009

Почта России уху ела,

sveta_ki

чеховский интеллигент

tvin270584

Клиновая задвижка — устройство и принцип действия

thor_2006

Без названия

a_nalgin

О девушке из деревни Почему она предаст всегда?

nefer

Загадочный "Oriental Weavers" в Хургаде оказался магазином ковров

matsam

Сырная история

365days

Ежедневный дайджест марафона #зимниесказки — 12 декабря

• Ранее
• По теме
• Архив